Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца] - Андре Бьёрке

Музыка лилась из музыкального автомата: английский рок в электронной обработке с высокими тонами гитары, которым все равно не удавалось подняться выше чем на два метра от танцевального пола.

Бармен продолжал:

— Сейчас еще слишком рано. Приходи через пару часов, когда вечер будет в самом разгаре. Вот тогда ты сам все и увидишь.

— Вообще-то я приехал поговорить с Карлом Бернером.

— Ты найдешь его в офи… — Он не закончил фразы. — Да нет. Вон он идет. — И он незаметно для других помахал рукой Карлу Бернеру, который тут же от входной двери направился к нам.

Он был настоящей рекламной картинкой из этих новомодных журналов типа «Taque» или «Stilk», от которых вы поседеете в первую же минуту, как только откроете их. На нем были клетчатые брюки и элегантный твидовый пиджак с плечами, которым позавидовал бы сам Атлант. Галстук в бежево-голубых тонах небрежно завязан, светлые волосы как будто встрепал ветер, а кожа лица все еще оставалась покрасневшей после последнего посещения солярия. Когда он улыбался, его зубы самодовольно блестели, да и сам он был лучшей иллюстрацией благополучия, основанного на наличии двадцати кредитных карточек в кармане.

Он легко вспрыгнул на высокую табуретку в баре, указал пальцем, что будет пить, и с дружеской улыбкой спросил:

— Чем могу быть полезен?

— У меня два вопроса. Во-первых, я ищу одного африканца. Александра Латора. Он не работает у вас сейчас?

— Работал. Как, ты сказал, имя?

— Латор.

— Я имею в виду твое имя.

— Веум. Варг Веум.

— А профессия?

— Социолог.

— Угу. Один из тех, кто пытается восстановить справедливость. Может, ты и на демонстрации ходишь 8 мая?

— Сейчас уже нет. А что, я могу там встретить тебя?

Он покачал головой.

— Если только на тротуаре, с пистолетом в руке.

— Новый стиль — мужественный, но печальный?

— Во всяком случае, не жалуюсь.

— Так как насчет Латора?

— Черного? Он работал на кухне. Помогал убирать посуду. Но мы его выгнали.

— Почему?

Карл Бернер чуть наклонился ко — мне.

— Мы обнаружили, что он продает наркотики, засекли его, когда он продавал их одному нашему постояльцу.

— Вы позвонили в полицию?

Он высокомерно улыбнулся.

— Нет-нет. Ведь ты же не бежишь в полицию со всем, что узнаешь по роду своей деятельности? Нам, во всяком случае, надо поддерживать свое реноме. А если бы мы вызвали полицию, то все эти инспектора из отдела по борьбе с наркоманией неделями бы носились здесь вокруг толпами. Не говоря уже о газетчиках. Нет уж, легче было его просто выгнать. Намного легче. А ты почему им заинтересовался?

Я сделал вид, что не обратил внимания на вопрос.

— Печально, что погиб твой брат, Бернер.

Он посмотрел на меня, на этот раз чуть менее снисходительно, но зато более настороженно.

— Хенрик? А ты его знал?

Я кивнул.

— Мне бы хотелось поговорить с его подругой, Сирен. Ты не знаешь…

— Нет, понятия не имею! — Вены на висках набухли кровью. — Пойми меня правильно, Веум. Хенрик и я, мы были чужие друг другу. То, как он разрушал свою жизнь… Мне это не подходило… — Он поднял свой стакан и отпил маленький глоток прозрачной жидкости.

— Да, я вижу.

— От всего, чем он занимался последние десять лет, я держался как можно дальше. Понятно?

— Я понимаю.

Он оттолкнул стакан и слез с табуретки.

— Что еще?

— Да вроде все.

— Тогда…

Я зачарованно смотрел поверх его плеча, и он резко обернулся.

Из приемной в бар направлялась новая пара. Средних лет господин со слишком ярким для него галстуком и слишком молодой дамой.

Именно женщина и привлекла мое внимание. Хотя на лицо и наложили совсем недавно косметику, а волосы тщательно причесали, в глазах было прежнее знакомое выражение, а рот кривился.

Увидев меня, она что-то сказала своему спутнику. Они повернулись, чтобы уйти, но слишком поздно.

Я уже успел разглядеть ее. И не мог ошибиться, это была Сирен.

22

Я догнал их уже в приемной.

— Сирен…

За моей спиной раздался голос Карла Бернера:

— Веум!

Сирен враждебно смотрела на меня. Она была одета в плотно облегающий ярко-красный свитер и черные кожаные брюки. В одном ухе у нее болталось сине-зеленое перо, в другом — черный камень.

Ее кавалер держал в руках роскошный жакет из искусственного меха и при этом грозно поглядывал на меня — этакая жирная пародия на Клина Эствуда. Однако он сам разрушил впечатление, заговорив голосом Вуди Аллена.

— Что вам угодно?

— Вы уже уходите?

— Разве вас это касается?

Я повернулся к Сирен.

— У меня есть к тебе дело. Карин просила меня кое-что тебе передать.

Она с издевкой посмотрела на меня. Такой взгляд мне был знаком и говорил, что она уже почти достигла дна.

— Твоя мать больна. Карин просила меня найти тебя и сказать, вернее, попросить прийти к ней. К матери.

— Чтобы она быстрее умерла? Пусть они все вместе отправляются к черту!

— Тебя ищет полиция.

Ее защитник тут же напрягся.

— Мусора? Это еще почему?

— Из-за Хенрика.

Она внезапно утратила всю свою агрессивность.

— Да, это так…

— Печально?

Она кивнула.

— Ты не знаешь, кто бы это мог…

Она покачала головой.

— Нет. Он сам решил во что бы то ни стало позвонить тебе. Я была против. И он хотел встретиться с тобой наедине.

— Ты знаешь, о чем он хотел поговорить со мной?

— Не-е-ет. — Она стала нервничать.

— Звучит не очень-то убедительно.

Она не ответила.

— Во всяком случае, советую тебе самой прийти в полицию, и чем раньше, тем лучше.

— Пошел ты куда подальше со всей своей болтовней! Пошел ты к черту! Убирайся вон! Ты не имеешь никакого права приходить сюда…

Ее кавалер закашлялся.

Я сказал:

— Не знаю, по вкусу ли твоему спутнику такая манера поведения, Сирен. Ты что, не видишь, что его галстук так туго завязан, что может просто придушить его в любую минуту?

— Пойдем, — ответствовал галстук.

— У нас встреча, — высокомерно заявила Сирен.

Мужчина обернулся к дежурному портье и попросил ключ от номера.

В этот момент вернулся Карл Бернер в сопровождении здоровенного парня в коричневой кожаной куртке и темных брюках. Несмотря на короткие светлые кудряшки на макушке, взглядом этот верзила мог напугать даже охотника на медведей.

— Позволь представить тебе Харри Хельгесена, Веум. Наш коммерческий директор. Он проводит тебя до дверей.

— А я-то думал, что коммерческий директор должен пытаться заманивать клиентов, а не выпроваживать их.

— Ты совершенно прав, но это не относится к тем, кто устраивает скандалы.

Харри Хельгесен даже не открыл рта, что опять же было совершенно необычно для коммерческого директора. Судя по всему, он просто ждал, чтобы я начал протестовать, и тогда он мог бы схватить меня в охапку, сложить пополам и рассказать о принципах маркетинга, прежде чем вышвырнуть вон.

Сирен Сэвог и господин средних лет уже поднимались по лестнице.

Я кивнул в их сторону, обращаясь к Карлу Бернеру:

— Вы позволяете таким вещам происходить совершенно открыто?

Бернер ухмыльнулся.

— Ну и что? Ведь мы же организуем и деловые встречи.

Оставаться дольше было бессмысленно. Я узнал больше, чем ожидал. Я узнал, почему Александр Латор потерял работу, и передал Сирен Сэвог все, о чем просила меня ее сестра. Подумав, я решил, что, может быть, мне все-таки стоит позвонить Мюусу и сообщить, что я видел Сирен Сэвог. Если он, конечно, все еще хотел узнать об этом. Поэтому я иронично со всеми попрощался, поклонившись им напоследок, заговорщически подмигнул блондинке в приемной и оказался на улице раньше, чем коммерческий директор успел уделить мне время.

Наступил уже холодный ноябрьский вечер. Редкие капли дождя со снегом опускались на землю, как члены команды по прыжкам с парашютом во время запоздалого рейда.

Я осмотрелся.

Рядом с отелем располагалась стоянка автомобилей, предназначенная, в соответствии со знаком, только для постояльцев.

На стоянке почти не было машин. Два больших белых трейлера с надписью «СВ CATERING» на борту и маленьким фирменным знаком, напоминавшим нефтяную платформу в интерпретации Сальвадора Дали. Высокие бетонные подъездные мостки вели к большой двери склада, также принадлежавшего отелю.

Рядом с грузовиками стоял еще один автомобиль — темно-синий «форд-скорпио». Я записал его номер и осторожно приблизился к машине. Посмотрел на крыло и передний бампер. Никаких следов.

Из приоткрытого запотевшего окна подсобки раздавались громкие голоса, шум посудомоечной машины и звон тарелок, складываемых в стопки.